Февральским днём, пересекая по мосту Пскову-реку, я спешила в областную научную библиотеку на встречу Псковских писателей с читателями, посвящённую памяти Пушкина. Все мысли были о поэте; в голове всплывали строчки из его стихов, складывался целый текст из высоких слов во славу гения, ставшего поистине родным человеком для каждого из нас; душу переполняли чувства восторга и гордости от причастности к общей национальной памяти о великом сыне России. И вот я уже точно знала, о чём буду говорить в библиотеке, и какие стихи о Пушкине стану читать.

Бросив взгляд на берег Псковы, я увидела вдалеке одинокую фигуру человека. Шёл снег, и силуэт мужчины был неотчётлив. И подумалось мне, что когда-то по этой тропе вот так же шёл Пушкин – ведь он бывал здесь, и не раз.

Берег и одинокий прохожий исчезли из поля зрения: мост закончился, и я ступила на землю. Но в голове уже бились мысли, рождённые воображением, и складывались поэтические строчки. Когда я подошла к ступенькам библиотеки, эти мысли и строчки оформились в стихотворение:

Что было бы – представьте хоть на миг –

Когда бы на тропинке у Псковы

Пред вами силуэт мужской возник,

И в нём узнали Пушкина бы Вы?

 

И вот он приближается… Живой! -

Каким-то чудом вырвавшись из тьмы.

Шаги съедают тропку над Псковой –

Ещё чуть-чуть и разойдёмся мы.

 

И надо что-то Пушкину сказать!

Но ум иссяк, и мысли не идут…

Где те слова, что нам не занимать,

Когда его мы славим там и тут?

 

Я мысль одну пытаюсь здесь развить -

Пусть не мораль, но помнить стоит впредь:

О гении так просто говорить –

А, повстречав, так просто онеметь!

И речь, которую я заготовила для выступления, вдруг показалась мне какой-то неправильной. Тезис «и надо что-то Пушкину сказать!» из созданного экспромтом стихотворения не выходил у меня из головы. А, действительно - что? На первый взгляд, задача кажется простой. Но спросите и вы себя:

- А что бы я сказал(а) Пушкину, если такая встреча могла бы быть возможной?

Очевидно, что ответ во многом будет определяться и возрастом, и профессией, и убеждениями каждого, желанием поделиться самым важным и сокровенным и даже такими факторами, как темперамент и чувство такта. Но в целом, в предполагаемой ситуации, мы все почти в одинаковом положении: во-первых, перед нами гений, во-вторых, нас с ним разделяет пространство во времени длиной почти в два века.

А почему бы не рассмотреть некоторые варианты здесь и сейчас? И подумать, подходит ли нам хотя бы один из них.

Итак: «Здравствуйте, Александр Сергеевич! А Вы к нам надолго?», «Здравствуйте, Александр Сергеевич! Я так люблю Ваши стихи! И даже знаю наизусть отрывок из «Евгения Онегина»! Хотите, я прочитаю его Вам?», «Здравствуйте, Александр Сергеевич! А я тоже поэт! Вы не против, если я почитаю Вам свои стихи?», «Здравствуйте, Александр Сергеевич! Зачем только Вы связались с этим проходимцем Дантесом! Сколько бы ещё стихов написали!», «Здравствуйте, Александр Сергеевич! А Вы уже побывали в Михайловском? Как Вам музей понравился?».

Показался ли хоть один из предложенных вариантов приемлемым для вас? Или ни один из них вам не подходит? В таком случае, что сказали бы Пушкину вы?

К сожалению, здесь нет возможности поместить реальные предложения каждого из нас. А это было бы более чем интересно, особенно в рамках таких замечательных формул как «Мой Пушкин» и «Пушкин без границ». Относительно последней у меня есть некоторые соображения, и, как мне кажется, связаны они с тем, что могла бы сказать Пушкину при встрече я. Но вначале – небольшая преамбула.

Как-то с моей гостьей из Америки мы приехали в Пушкинский музей-заповедник на экскурсию. Она была в восторге от всего, много снимала и прилежно слушала рассказы экскурсоводов, хотя ни слова не понимала по-русски. Я тезисно переводила для неё самое важное. Но вот замечательная девушка, водившая нас по усадьбе, стала с большим теплом и чувством читать «Домового» Пушкина. Все, затаив дыхание, слушали эти чудесные, проникнутые любовью к своему жилищу и окружающей его природе стихи поэта:

Поместья мирного незримый покровитель,

Тебя молю, мой добрый домовой,

Храни селенье, лес и дикий садик мой

И скромную семьи моей обитель!

Да не вредят полям опасный хлад дождей

И ветра позднего осенние набеги;

Да в пору благотворны снеги

Покроют влажный тук полей!

Останься, тайный страж, в наследственной сени,

Постигни робостью полунощного вора

И от недружеского взора

Счастливый домик охрани!

Ходи вокруг его заботливым дозором,

Люби мой малый сад и берег сонных вод,

И сей укромный огород

С калиткой ветхою, с обрушенным забором!

Люби зелёный скат холмов,

Луга, измятые моей бродящей ленью,

Прохладу лип и клёнов шумный кров –

Они знакомы вдохновенью.

Моя американская гостья заволновалась: ей тоже хотелось приобщиться к особой атмосфере, навеянной поэтическим словом гения.

Тогда я достала из сумки листочек с моим переводом этого стихотворения (я захватила его с собой, хорошо зная, что в этой части экскурсии всегда звучит «Домовой») и попросила разрешения у экскурсовода прочесть его вслух для моей гостьи. Конечно, я могла бы сделать это и дома, но здесь был особый, Пушкинский, дух, а стихотворение было его неотъемлемой частью.

Получив разрешение, я с большим вдохновением продекламировала эти чудесные стихи на языке Байрона, от которого Пушкин, как он сам выразился, был без ума; их звучание в пушкинской обители в английском переводе не показалось странным или чуждым ей:

Of my estate invisible protector,

I pray you, my well-wishing home-sprite,

Preserve this village, woods, my garden small and wild,

And humble cottage where my family is nested!

And spare the fields from harmful cold and rain,

When late autumn wind unmercifully blows;

But when time comes let lavish snows

Cover moist bare fields again!

Stay, our secret guard, within our family haven,

Impart the awe to the stealthy midnight thief;

And from the evil eye that bears grief

Protect this happy cot - my heaven!

Walk all around on a guiding peace patrol,

Do love my orchard, and the dreamy water’s bank,

And this secluded kitchen garden bed ,

Where the wicket-gate and crooked fence half fall!

Take care of the sloping hills of jade,

The meadows trampled down by my idle stroll,

Gay rustling of the limes, and cooling maple’s shade –

They are а part of inspiration all.

Тут же к нам подошла пожилая пара. С трудом подбирая русские слова, мужчина стал благодарить меня за перевод, а седая леди так выразительно смотрела на мой листочек, что я, к их неописуемому восторгу, вручила его им, и мы продолжили знакомиться с усадьбой.

Сколько ещё зарубежных граждан, не владеющих русским языком, стремятся к познанию духа русского народа через феномен Пушкина? Наверное, немало… Точно так же, как мы с трепетом приобщаемся к культуре туманного Альбиона через творения Шекспира и Байрона в переводе на русский язык…

Не потому ли, пребывая в ссылке в Михайловском, Пушкин не только создавал шедевры на великом русском языке, но и с прилежанием самостоятельно изучал английский, которым, в отличие от французского, владел слабо? Не потому ли он спешил в Пскове на почту, чтобы получить выписываемые им из Англии журналы с последними стихами Байрона и других английских романтиков, читать которые в оригинале и переводить на русский язык, было для него высшим наслаждением?

Александру Сергеевичу принадлежит замечательное высказывание: «Переводчики – почтовые лошади просвещения». Он прекрасно понимал, что национальная поэзия может расширить свои границы во многом благодаря переводу, а имя поэта может приобрести мировое звучание лишь трудами хороших переводчиков, способных донести его гений до иноязычных читателей.

Так, может быть, в ситуации, описанной выше, я бы обратилась к Пушкину с тем, что было ему не чуждо и что волновало и меня как поэта и переводчика? С тем, что хотелось сказать именно ему, с надеждой услышать в ответ слова привета и ободрения. И это звучало бы примерно так:

- Александр Сергеевич! Я тут перевела на английский язык несколько Ваших стихотворений…

И, кто знает, возможно, у нас бы завязался разговор о поэтическом переводе. Не скрою, мне бы очень этого хотелось… И всё же, в первую очередь, я бы сказала самое главное: «Здравствуйте, Александр Сергеевич! Какое счастье, что Вы снова с нами! Вы так нужны сейчас России, не уходите, пожалуйста!».

А к нам уже подходили бы другие прохожие, и никому не надо было придумывать дежурные фразы и искать особый повод, чтобы заговорить с ним: там, где есть истинная поэзия, границ между поэтом и народом не существует. Даже во времени.

Татьяна Семёновна Рыжова, кандидат филологических наук, доцент, поэт и переводчик, член Союза писателей России и Международной ассоциации писателей и публицистов (МАПП).