Почему о Пушкине как-то не принято говорить? Потому что в голову нам вколотили сразу два отвратительных заблуждения. Причем, взаимоисключающих. Первое: о Пушкине уже все сказано и не по одному разу. Второе: Пушкин неисчерпаем, как электрон – нечего и пытаться. Из того же отравленного источника вытекают: "Солнце русской поэзии" и прочие тупые формулы. В итоге Пушкин от нас надежно изолирован. Открыл рот – получи по сусалам. От кого? От пушкинистов! Это такие патологоанатомы в резиновых перчатках. Непонятно с какого перепугу это племя решило, что Пушкин – мертв. И началось… 

Юрий Иванов

Это цитата из статьи «Пушкин вместо нефти: то, что нас всех спасёт». Мнение Юрия Иванова о Пушкине и традиционный взгляд пушкинистов – противоположны. Вывод: о личности Пушкина лучше составить своё мнение. Сделать это можно только по первоисточникам, например – письмам поэта.

Письма Пушкина читать очень легко: никакой старинной куртуазности и устаревших речевых оборотов. Живая разговорная речь. Пушкин поистине был человеком будущего. Хотя о будущем высказывался довольно забавно.

«Что ни говори, век наш не век поэтов. Жалеть, кажется, нечего, а все-таки жаль. Круг поэтов делается час от часу теснее. Скоро мы будем принуждены по недостатку слушателей читать свои стихи друг другу на ухо».

Вот так он думал 200 лет назад. Поэтов сейчас в России, наверное, больше, чем когда бы то ни было, и Пушкин определенным образом к этому руку приложил. Но он явно не был оптимистом и всегда рассчитывал на худшее. Не отводил глаза от беспощадной реальности и твердо стоял на ногах.

«Благо, я не принадлежу к нашим писателям 18 века: я пишу для себя, а печатаю для денег, а ничуть не для улыбки прекрасного пола».

С прекрасным полом он тоже мало церемонился и был весьма откровенен. Из письма жене:

«А о чем я думаю? Вот о чем: чем нам жить будет? Отец не оставил мне имения; он его уже с половину промотал; ваше имение на волосок от погибели. Царь не позволяет мне ни записаться в помещики, ни в журналисты. Писать книги для денег, видит Бог, не могу. У нас ни гроша верного дохода, а верного расхода 30 000. Всё держится на мне, да на тетке. Но ни я, ни тетка не вечны. Что из этого будет, Бог знает. Покамест, грустно».

Вообще, письма Пушкина жене – это отдельная песня. Она для него – не кисейная барышня, а понимающий друг, которому он пишет всё, что думает, с обескураживающей прямотой и убийственной иронией. Тон писем немного смягчают нотки нежности и любви, но когда он сердит: держись, жёнка!

«Охота тебе думать о помещении сестер во дворец. Во-первых, вероятно откажут; а во-вторых, коли и возьмут, то подумай, что за скверные толки пойдут по свинскому Петербургу. Ты слишком хороша, мой ангел, чтоб пускаться в просительницы. Погоди; овдовеешь, постареешь — тогда, пожалуй, будь салопницей и титулярной советницей. Мой совет тебе и сестрам быть подале от двора; в нем толку мало». 

Вот еще перлы:

• …что за беда, что гусарский поручик напился пьян и побил трактирщика, который стал обороняться? Разве в наше время, когда мы били немцев на Красном кабачке, и нам не доставалось, и немцы получали тычки сложа руки? По мне драка Киреева гораздо простительнее, нежели славный обед ваших кавалергардов и благоразумие молодых людей, которым плюют в глаза, а они утираются батистовым платком, смекая, что если выйдет история, так их в Аничков не позовут.
• Хорошо, коли проживу я лет еще 25; а коли свернусь прежде десяти, так не знаю, что ты будешь делать, и что скажет Машка, а в особенности Сашка. Утешения мало им будет в том, что их папеньку схоронили как шута и что их маменька ужас как мила была на аничковских балах.
• Женка, женка! я езжу по большим дорогам, живу по три месяца в степной глуши, останавливаюсь в пакостной Москве, которую ненавижу, — для чего? — Для тебя, женка; чтоб ты была спокойна и блистала себе на здоровье, как прилично в твои лета и с твоею красотою. Побереги же и ты меня.
• Просил я тебя по Калугам не разъезжать, да, видно, уж у тебя такая натура. О твоих кокетственных сношениях с соседом говорить мне нечего. Кокетничать я сам тебе позволил — но читать о том лист кругом подробного описания вовсе мне не нужно. Побранив тебя, беру нежно тебя за уши и целую — благодаря тебя за то, что ты богу молишься на коленях посреди комнаты. Я мало богу молюсь и надеюсь, что твоя чистая молитва лучше моих, как для меня, так и для нас. 

Острый и язвительный ум, легко вскипающая кровь – и при этом трезвый взгляд на жизнь, мудрая снисходительность к чужим недостаткам и сознание собственного несовершенства – вот каким рисуют Пушкина его письма.

Живой, конечно. Живее многих ныне живущих.

Елена Цекова